Тюрьма   ::   Горький Максим

- И я тоже не знаю! - торопливо подхватил тюремный надзиратель. - Я очень думаю об нём... ведь если он, действительно... зачем же такой ужас везде?.. И жестокость? Вы - человек учёный... зачем же ужас и жестокость?

На глазах его явились крупные, тусклые слёзы, движением головы он стряхнул их и - поспешно, не оглядываясь, ушёл прочь.

VIII

Миша возбуждённо ходил по камере, а в полумраке вокруг него, вливаясь тонкой струйкой в форточку окна, звучала тихая, жалобная песня - некрасивая песня, похожая на отдалённый вой голодного волка:

- А-а-а! о-о-ой! э-ой...

И всё, что пережил юноша за последнее время, точно воскрешаемое этим однообразным стоном, вставало в памяти его последовательно, настойчиво и упрямо, как бы требуя от него объяснения..

Его "подвиг" представлялся ему теперь чем-то тусклым, мало понятным, как старая, покрытая пылью и копотью картина, а себя он видел смешным студентом, безалаберно размахивающим руками среди толпы людей, сконфуженных своим бессилием, устыженных той лёгкостью, с которой их победила тупая, механическая, но организованная сила. Усталые, злые, равнодушные лица полицейских, пренебрежительная гримаса офицера, которому Миша кричал свою речь, околоточный надзиратель с больным зубом, - всё это всплывало в памяти юноши кошмаром, который давил его мозг...

"Вероятно, им было стыдно за наше бессилие...