JК
Вишневый омут :: Алексеев Михаил Николаевич
Страница: 302 из 353У Пищулиных… Дедушка, кто теперя в нашем доме?
– Кажись, правление туда перебралось… Ну и как же думаете дальшежить?
– В город подадимся. В Саратов. Вот Андрюха наш маленько подрастёт, и к осени – в город. Там ведь у меня брат, на заводе работает, – сказал Митька. – Нам бы только справки…
«И этому справки. Всем справки», – подумал с какой-то смутной тревогой Михаил Аверьянович и тут же вспомнил про сына Николая, работавшего секретарём в сельсовете.
Насосавшись, ребёнок снова заснул. Мать положила его на этот раз под яблоню. Михаил Аверьянович стал обрывать цветки, и цветки эти, как первый, ещё нежный, чистый, пушистый снег, запорхали между ветвей, и через полчаса внизу было всё белым-бело, и ребёнок спал уже в этом белом пахучем царстве, на ничтожно малом кусочке огромной и тёплой планеты, на которой нашлось и ему место, не ведающему ни того, что творилось вокруг него в этом необъятном, растревоженном мире, ни того, для каких – малых, великих ли – дел родился он, новый житель земли.
– Ну, бувайте! – сказал Михаил Аверьянович, когда работа была закончена. – А ты, Митрий, подумай о моих словах. Ты не бандит, а живёшь в лесу, как те, зелёные…
Митька не ответил.
Возле шалаша Михаила Аверьяновича стоял Карпушка. В волнении сообщил:
– Почудилось мне, Михайла, будто дитёнок гдей-то заплакал.
– Почудилось, – сказал Михаил Аверьянович, пряча от Карпушки глаза. И заспешил перевести на другое: – Ты кончил с Подифоровым?
– Кончил. Сейчас пойду шалаш свой поправлю. Хоть мы с тобой и приятели, а два медведя в одной берлоге не живут.
– Кажись, правление туда перебралось… Ну и как же думаете дальшежить?
– В город подадимся. В Саратов. Вот Андрюха наш маленько подрастёт, и к осени – в город. Там ведь у меня брат, на заводе работает, – сказал Митька. – Нам бы только справки…
«И этому справки. Всем справки», – подумал с какой-то смутной тревогой Михаил Аверьянович и тут же вспомнил про сына Николая, работавшего секретарём в сельсовете.
Насосавшись, ребёнок снова заснул. Мать положила его на этот раз под яблоню. Михаил Аверьянович стал обрывать цветки, и цветки эти, как первый, ещё нежный, чистый, пушистый снег, запорхали между ветвей, и через полчаса внизу было всё белым-бело, и ребёнок спал уже в этом белом пахучем царстве, на ничтожно малом кусочке огромной и тёплой планеты, на которой нашлось и ему место, не ведающему ни того, что творилось вокруг него в этом необъятном, растревоженном мире, ни того, для каких – малых, великих ли – дел родился он, новый житель земли.
– Ну, бувайте! – сказал Михаил Аверьянович, когда работа была закончена. – А ты, Митрий, подумай о моих словах. Ты не бандит, а живёшь в лесу, как те, зелёные…
Митька не ответил.
Возле шалаша Михаила Аверьяновича стоял Карпушка. В волнении сообщил:
– Почудилось мне, Михайла, будто дитёнок гдей-то заплакал.
– Почудилось, – сказал Михаил Аверьянович, пряча от Карпушки глаза. И заспешил перевести на другое: – Ты кончил с Подифоровым?
– Кончил. Сейчас пойду шалаш свой поправлю. Хоть мы с тобой и приятели, а два медведя в одной берлоге не живут.