Хмельницкий. Книга первая   ::   Ле Иван

— Да ты не радуйся, Матрена. Мне кажется, что непорочной христианской девушке лучше найти смерть в бурных водах Днепра, чем жить обасурманенной, рабыней, пусть даже и в султанском гареме. Гонец сказывал, что нет уже у Зиновия джуры-татарина…

— Убежал? — поторопилась Матрена.

— Кто его знает, Матрена. Пути господни неисповедимы.

И Матрене показалось, что муж что-то скрывает от нее.

— Конечно… — промолвила она.

— Кабы кто-нибудь не подслушал нас, Матрена, — понизив голос, сказал Михайло Хмельницкий.

— Господь с тобой, Михайло, мы с тобой только двое с глазу на глаз говорим. Кто же нас подслушает?

— Тот басурман оказался добрым человеком, хотя и молится Магомету, как и все мусульмане. Сказывают, тот турок — верный джура Зиновия. Богдан отправил его куда-то в турецкую Александрию, будто бы за женой и сыном; просил подыскать в Субботове и усадьбу для турка… А я так рассуждаю, что джура… если он является искренним и честным слугой своего хозяина…

— Наверное, искренний. Вон и Сулима говорит.

— Погоди, Матрена. Сулима и сказал мне как на духу: послал, говорит, голомозого разыскать Христину живой или мертвой. Коль жива и еще не приняла магометанства, так… выкрасть ее.

— А если отуречилась, приняла веру Магомета? — испуганно допытывалась Матрена.

— Говорит Сулима, что Зиновий и мусульманкой ее примет, лишь бы только душа у нее осталась такой чистой, как была тогда, когда она с ним прощалась в монастырском саду.