Женщина   ::   Горький Максим

Конёв уныло посматривал в темнеющее небо и ворчал:

- Удивительно даже...

- Что?

- Пачпорта, например. Хорошего, смирного человека можно бы и без пачпорта по земле пускать... Ежели я - безвредный...

- Ты - вредный, - сердито и уверенно сказала рязанка.

- Почему так?

- Я знаю почему...

Конёв усмехнулся и замолчал, закрыв глаза.

Почти до конца всенощной мы валялись по двору, как бараны на бойне, потом меня, Конева, обеих женщин и моршанского парня отвели на окраину станицы в пустую хату, с проломленной стеною, с выбитыми стеклами в окнах.

- На улицу не выходить - заарестуем, - сказал казак, провожавший нас.

- Хлебушка бы, небольшой кусок, - заикнулся Конёв.

Казак спокойно спросил:

- Работал?

- Мало ли!

- А на меня?

- Не довелось...

- Когда доведется, то я тебе дам хлеба...

И, коротенький, толстый, - выкатился со двора, как бочка.

- Ка-ак он меня, а? - изумленно возводя брови на середину лба, бормотал Конёв. - Это, просто сказать, жох-народ... ну-ну!

Женщины ушли в самый темный угол хаты и точно сразу заснули там; парень, сопя, ощупывал стены, пол, исчез, вернулся с охапкой соломы в руках, постелил ее на глинобитный пол и молча разлегся, закинув руки под избитую голову.

- Глядите, какое соображение выказал пензяк-то! - воскликнул Конёв завистливо. - Бабы, ой! Тут где-то солома есть...

Из угла сердито ответили:

- Поди да принеси.

- Вам?

- Нам.

- Надо принести.