JК
Пути Русского Богословия. Часть II :: Флоровский Прот. Георгий
Страница: 370 из 540В психологических соблазнах разлагалось иразмягчалось самое чувство церковности, таинственная реальность Церкви становилась менее очевидной и убедительной, и отсюда только новые страхи. Именно в эту двусмысленную эпоху сложился наш недавний стиль церковной бедности и простоты.
«Морализм» или «нравственный монизм» в богословии означал кризис церковной культуры, самой церковной культурности. Как то было установлено, и слишком многими без доказательств, принято на веру, что Церковь исключает культуру , что церковность и должна быть вне культуры. Самые сильные доводы в защиту этого врядли доказуемого положения можно было привести от «аскетического» мировоззрения. Но вся острота этой притязаемой церковной «некультурности» была не в том, что налагался запрет на «светскую» культуру, но в том. что отвергалась к самая церковная культура, культура в Церкви. И этого не требовал «аскетический принцип», если только прилагать его здраво и мудро.
Великие Василий и Григорий, при всем своем аскетическом самоотречении, всегда оставались людьми тонкой культурности, и это не было в них слабостью. И тоже можно повторить и о многих других, о Максиме Исповеднике, например, или об Иоанне Дамаскине, если и не упоминать об Оригене или о блаженном Августине. У нас же понижением культурного уровня Церкви ослаблялась ее духовная и историческая влиятельность. Это был кризис и надрыв.
«Морализм» или «нравственный монизм» в богословии означал кризис церковной культуры, самой церковной культурности. Как то было установлено, и слишком многими без доказательств, принято на веру, что Церковь исключает культуру , что церковность и должна быть вне культуры. Самые сильные доводы в защиту этого врядли доказуемого положения можно было привести от «аскетического» мировоззрения. Но вся острота этой притязаемой церковной «некультурности» была не в том, что налагался запрет на «светскую» культуру, но в том. что отвергалась к самая церковная культура, культура в Церкви. И этого не требовал «аскетический принцип», если только прилагать его здраво и мудро.
Великие Василий и Григорий, при всем своем аскетическом самоотречении, всегда оставались людьми тонкой культурности, и это не было в них слабостью. И тоже можно повторить и о многих других, о Максиме Исповеднике, например, или об Иоанне Дамаскине, если и не упоминать об Оригене или о блаженном Августине. У нас же понижением культурного уровня Церкви ослаблялась ее духовная и историческая влиятельность. Это был кризис и надрыв.