Завещание Тициана   ::   Прюдом Ева

— Можно перевернуть вверх дном особняк на Бири-Гранде, — осмелился вставить словечко дядя Чезаре.

Горацио с сомнением пожал плечами. Черная муха села на одну из его открытых ран. Он вздрогнул от боли. Чезаре отогнал муху, больной прикрыл веки, словно это его успокоило, и с трудом выговорил:

— Мой отец все хранил, от долговых расписок до черновиков своих писем, от самых ничтожных бумаг до самых ценных. Он сохранил эскизы всех полотен, принадлежащих его кисти, пусть впоследствии иные и были проданы или подарены. Возможно, в эскизах и отыщется какой-то след…

Виргилий вспомнил о рисунке углем «Поклонения Святой Троице», который художник держал в последнюю минуту в слабеющих руках. По свидетельству сына, он хранил это вещественное воспоминание о полотне, предназначенном для Габсбурга, там же, где и все остальные эскизы. Включая и тот, на котором изобразил преступление? Как знать… Если немного повезет… Однако оптимизм Виргилия быстро иссяк.

— Доступ к архиву набросков был открыт всем, — продолжал сын Тициана. — Когда отец был в мастерской, никто не позволял себе рыться в них, но стоило ему отвернуться, только ленивый не набрасывался на эскизы и не копировал их. Я плохо представляю себе, чтобы он оставил в стопе листков, в которые каждый мог заглянуть, свидетельство о некоем событии, знать о котором не нужно было никому… Одному Богу известно…

Одному Богу известно, одержала ли мания сохранять все верх над желанием молчать.