Белое и черное   ::   Шевченко Лариса Яковлевна

Как-то я на ходу заснул, а бык до концапашни дошел и стоит, ждет. Бык никогда сам не сворачивает. Мама мне на обед в поле приносила толченую картошку как взрослому кормильцу.

Сено на рыдванах (повозка с высокими бортами из жердей) любил возить. После взвешивания разрешали немного сена оставлять на дне повозки. И мы, проезжая мимо рынка, продавали его за настоящую мучную лепешку. Счастье, какое было!

Меня уважали. Быка давали без очереди, даже на винный завод съездить.

– За вином? – подняла я на Колю удивленные глаза.

– Нет. Там в баках барда (отходы виноделия) стояла во дворе. Ее черпаками в мешки наливали. Пока восемнадцать километров едем – жидкость вытекает. Дома самых крупных опарышей (личинки мух) из гущи вынимали, и мама пекла сладкие лепешки. А как-то зимой поехали мы за дровами для школы. Помню, я в лаптях, голодный. До леса восемь километров. Подъехали, стали вдоль леса. А бык у друга надумал в сосны махнуть. А мой – за ним. Ты же представляешь, назад-то сани не повернешь! Сосны рядами стоят. А через весь лес ехать – далеко. Пришлось несколько сосен вырубить, чтобы сани развернуть. Замаялись. А назад в гору бык не хочет идти, тоже обессилел. Так я брал кожуру картошки или клок сена – и в нос ему. Он за мной тянется, и кое-как взбираемся. Скотине тоже тяжело на голодуху работать.

– И в нашем колхозе тоже случается по весне коров на веревках подвешивать. Ноги их не держат от недоедания. Некоторые до зеленой травы не доживают.

– Все равно у вас лучше.