Лестница надежд   ::   Шевченко Лариса Яковлевна

Читал на переменах, идя в школу, прямо на ходу. Глотал книги. Выписывал интересные выражения, словарь вел. Не любил фантастику. Зато дрожал, читая «Воскресенье» Толстого. Восхищался языком Леонова. Я не читал, а переживал книги.

– Еще бы! В «Воскресенье» Толстой описывал жизнь так реально!

Вот когда я читаю Драйзера, у меня создается впечатление, будто на равных с ним разговариваю, свои мысли подтверждаю, а с Ромен Ролланом – как с мудрым учителем. Он подсказывает и объясняет то, что возникает во мне, но не поддается пониманию, осмыслению и озвучиванию. Поэтому я его больше люблю. Теперь после Ромен Роллана и Льва Толстого мне уже не хочется читать Майн Рида, Стивенсона или Беляева.

– Ты выросла из них, как из прошлогодних ботинок. Мне кажется, ты уже поняла, что литература – это отсутствие красивого пустословия и многословия, это концентрация умных интересных, подчас философских мыслей и тонких глубоких чувств, – улыбнулся Ефим Борисович. – Достоевского не пыталась читать? Говорят, он производит гнетущее впечатление на юную неустойчивую психику. Не боишься?

– Нет. Если чувствую излишнее давление на голову, то сразу бросаю читать. Наверное, у меня есть внутренний контролер психической нормальности, – засмеялась я. – А вот как-то недавно ради любопытства заглянула в «Тома Сойера». Заметила много нового, оно почему-то раньше ускользало от понимания. Раннее детство вспомнила….