Кто не слышал о чечевичной похлёбке?   ::   Гергенрёдер Игорь

Постучав указательным пальцем по столу, усмехнулся: – Перед законом гордишься?

Мать осмелилась вставить слово:

- Она стесняется…

Ерёмин бросил ей:

- А вы-то что не едите?

От злобности в его голосе и лице она обмерла, взяла ложку, стала есть кашу из миски. А он уже был ласково-ехидный, говоря Якобине:

- Закона не стесняются. Стыдиться надо, но только не закона.

Она подняла на него умные в длинных ресницах глаза: он увидел в них то, от чего отвёл взгляд и, словно расплачиваясь за эту слабость, повернул голову, с усмешкой глядя на кровать позади себя. Потом, упираясь локтями в стол, подался к девушке:

- Давай по-хорошему, а? – обеими руками подвинул к ней миску с кашей, пальцем подтолкнул ложку: – Бери, ешь.

Она, руками натягивая на стиснутых коленях платье, сказала ему в лицо:

- По закону мне не положена ваша каша!

От неожиданности он не сообразил, как ответить, начал тоном скандала:

- Ишь, как дома обкормили тебя! Другие девушки-то не видали краковскую колбасу, не знают, что это такое. Но не пошла она тебе впрок… – глаза его сузились, к нему вернулась едкая усмешечка: – Ладно… сама придёшь.

Регина Яковлевна бесшумно положила ложку в опустевшую миску и, не узнавая своего голоса, спросила не дыша:

- Мы можем идти работать?

Ерёмин изобразил улыбку, сказал, будто поздравил:

- Обязательно!





После захода солнца Регина Яковлевна говорила с дочерью у задней, без окон, стены землянки. Прошептав:

- А мой первый муж был лучше этого Ерёмина? – стала рассказывать о красном командире.

Якобина глядела в степную даль, которая медленно мутнела под темнеющим небом.