Эта милая Людмила   ::   Давыдычев Лев Иванович

Пантя был безмерно доволен, даже горд своим поведением, до того доволен и горд, важен даже, что ему хотелось прекратить хохотание и сказать: «Здорово я твоего папашу припечатал!»

Устав хохотать, Голгофа спросила:

– А что дальше делать будем?

– Прятаться. И тебе, и мене ищут.

– Слушай! – чуть рассердилась Голгофа. – Давай учиться говорить по-человечески! Не МЕНЕ, а МЕ-НЯ! ТЕ-БЯ ищут! Ну-ка, повтори.

Немножко спотыкаясь, Пантя повторил, и Голгофа удивилась:

– Тебя тоже твой отец ищет?

– Не! Мене… меня тоже твой отец ищет.

– А он разве уже приехал?! – Голгофа в испуге вскочила на ноги. – Ты его видел?

Медленно поднявшись с земли, Пантя молчал, и Голгофа, будто впервые увидев его, с некоторым опасением неожиданно отметила, что перед ней стоит здоровенный верзила с длиннющими, почти до колен, ручищами, непропорционально маленькой головой на длинной шее, широкоплечий… Но его холодные голубые глаза вдруг потеплели.

– Отца – не… Машину – ага!

– Где?

– У Герки.

– Не слышал, о чем они говорили?

– Не. Со злости у мене… у меня ухи не работали.

– Уши, а не ухи! – Голгофа грустно улыбнулась, с легкой горечью подумав, что сама она тоже ведь не красавица, и проговорила озабоченно: – Понятия не имею, что же мне сейчас делать, как поступить. Папу жалко. И маму, конечно. Тем более бабушку.

Она сразу заметила, что Пантя вдруг разволновался, вернее, занервничал. Он испуганно заглянул в глаза Голгофе и очень тонко пропищал:

– Жалеть не надо… Мене вот… меня никто не жалеет. Я тоже никого не жалею. Тебе жалею. Те-бя…

– Смешной какой! – ласково воскликнула Голгофа, но тут же стала грустной.