Исповедь монаха   ::   Питерс Эллис

Но и засыпая, он не мог забыть удивленного взгляда ее громадных глаз.

К утру заметно потеплело и почти весь снег, выпавший ночью, растаял. Его остатки были видны лишь кое-где вдоль стен и под деревьями. Стоя в дверях дома, Кадфаэль посетовал про себя, что снегопад прекратился, и теперь у него не будет предлога уговорить Хэлвина задержаться здесь еще на один день. Впрочем, скоро выяснилось, что он зря беспокоился. Как только обитатели манора проснулись и принялись за свои повседневные дела, к монахам явился слуга Сенреда и передал просьбу своего господина пожаловать после завтрака к нему в солар, потому что ему хотелось бы кое о чем с ними поговорить.

Когда монахи вошли — костыли Хэлвина гулко простучали по деревянному полу, — Сенред был один. Свет в комнату проникал через два узких окна, возле каждого находилось по сиденью с подушками. У одной стены они увидели красивый низкий комод, у другой — изящный стол, весь покрытый резьбою, и кресло, на котором не побрезговал бы сидеть сам король. Госпожа Эмма, судя по искусной вышивке на подушках и шпалерах, прекрасно знала свое дело. В углу комнаты стояла рама с натянутым на нее неоконченным рукодельем, которое радовало глаз яркими красками.

— Надеюсь, братья, вы хорошо почивали, — сказал Сенред, вставая, чтобы поздороваться с ними, — и надеюсь, вчерашнее недомогание брата Хэлвина прошло. Всем ли вы довольны? Нет ли у вас каких-нибудь пожеланий или просьб? А если что не так, только скажите. Мой дом — ваш дом.