Великий Краббен   ::   Прашкевич Геннадий Мартович

Гак этот, железный, пуда на два весом, совсем нетронутый ржавчиной, блестящий, как рыбья чешуя, валялся прямо на берегу. Помня, что хозяйственный Агафон за любую отбитую у океана вещь дает чашку немытых сухофруктов, Серп Иванович сразу решил: гак — Агафону!

И опомнился.

При чем тут, в сущности, гак? При чем тут сухофрукты, пусть и немытые?

Ведь в тихой прозрачной воде, ласкаемая ленивым накатом, лежала, полузатонув, рогатая голова несчастной коровы со знакомой темной звездочкой в широком светлом лбу.

«Ну, не повезло медведю!» — вслух подумал Серп Иванович, хотя если по справедливости, то не повезло скорее уж корове, чем медведю.

«Этого медведя, — решил Серп Иванович, — надо предупредить, а то Агафон задавит его собственными руками!»

А потом проникла в голову Серпа Ивановича еще одна, совсем уже странная мысль: ни один медведь-муравьятник, а только такие и обитают на Курильских островах, никогда не решится напасть на корову Агафона. Рога у коровы Агафона, что морские кортики, а нрав — в хозяина.

Страх сковал Сказкина.

Слева — Тихий океан, он же Великий. Темная бездна, тьма, бездонный провал, а в бездонном провале копошится что-то огромное, свирепое. Справа — глухие рыжие бамбуки. В них темная бездна, рыжий ужас, а в рыжем ужасе тоже пыхтит что-то огромное, свирепое.

Страх!

Бросил Сказкин бамбучину и дал деру от страшного места. Кусок мяса, правда, ухватил. Сказкин, он свое откусает.