Одиссея (пер. В. В. Вересаева)   ::   Гомер

Буря мой плот наконец раскидала по бревнам. Однако

Вплавь перерезал я эту пучину морскую, доколе

К вашей земле не пригнали, неся меня, волны и ветер.

Но одолели б меня, когда б выходил я на сушу,

Волны прибоя, ударив о скалы и гибельный берег,

Если бы, вынырнув в бок, не поплыл я, покамест до речки

Не добрался. Показалось мне место удобным. Свободно

Было оно и от скал и давало защиту от ветра.

На берегу я упал, набираяся сил. С наступленьем

Ночи бессмертной ушел я от Зевсом питаемой речки

В сторону, в частом кустарнике лег и глубоко зарылся

В листья. И сон на меня божество излило бесконечный.

Милым печалуясь сердцем, зарывшись в увядшие листья,

Спал я всю ночь напролет до зари и с зари до полудня.

Солнце к закату склонилось, и сон меня сладкий оставил.

Тут на морском берегу я заметил игравших служанок

Дочери милой твоей, и ее между них, как богиню.

К ней я с мольбою прибег. Так мудро она поступила,

Как и подумать никто бы не мог, что при встрече поступит

Девушка столь молодая. Всегда молодежь неразумна.

Пищи она мне дала и вина искрометного вволю,

И искупала в реке, и эту дала мне одежду.

Хоть и с печалью в груди — всю правду тебе рассказал я».

Снова тогда Алкиной, отвечая, сказал Одиссею:

«Нехорошо это очень придумала дочь моя, странник,

Что со служанками вместе тотчас тебя следовать в дом наш

Не пригласила.