Одиссея (пер. В. В. Вересаева)   ::   Гомер

Себе ты

Иль на земле постели, иль кровать тебе можно поставить».

Кончивши, наверх в покой свой блестящий пошла Пенелопа,

Но не одна. За нею прислужницы шли остальные.

Наверх поднявшись к себе со служанками, долго царица

Об Одиссее, любимом супруге, рыдала, покуда

Век ей сладостным сном не покрыла богиня Афина.



ПЕСНЬ ДВАДЦАТАЯ

Стал себе ложе готовить в сенях Одиссей богоравный.

Вниз воловью постлал недубленую шкуру, а сверху

Много овчин набросал от овец, женихами убитых.

А Евриклея, как лег он, его одеялом покрыла.

Там Одиссей, женихам истребление в мыслях готовя,

Глаз не смыкая, лежал. Из зала в то время служанки,

Бывшие также и раньше в любовной связи с женихами,

Весело вон выбегали, смеясь меж собой и болтая.

Дух Одиссеев в груди у него глубоко возмутился.

Долго он в духе и в сердце своем колебался, не зная,

Броситься ль прямо на них и всех перебить беспощадно

Или позволить и эту им ночь провести с женихами —

В самый последний уж раз. Внутри его сердце рычало.

Как над щенятами стоя бессильными, грозно собака

На человека чужого рычит и готова кусаться,

Так его сердце внутри на их непотребства рычало.

В грудь он ударил себя и сердцу промолвил сердито:

«Сердце, терпи! Ты другое еще погнуснее стерпело

В день тот, когда пожирал могучих товарищей наших

Неодолимый циклоп.