Жаркий июль   ::   Самбук Ростислав Феодосьевич

Я вошёл в комнату, открыл дверцы гардероба, заглянул под кровать, хотя уже знал, что ни Щепанской, ни Пашкевича нет, что мы опять опоздали: ни в гардеробе, ни в старомодном комоде не было ни одной вещи, которая могла бы принадлежать красавице Марусе или её лысому любовнику.

Вышел в прихожую и столкнулся нос к носу с Крушельницким. Он покачал головой, я зло выругался сквозь зубы, но Толя не воспринял моего возмущения, улыбнулся и сказал:

— Теперь они уже никуда не денутся. — Повернулся к старушке, объяснил: — Мы из милиции, бабушка, извините, что так вот ворвались. Где ваши квартиранты?

— А съехали.

— Когда?

— В субботу.

Это было любопытно: съехали за день до афёры с коврами. Ночь где-то провели, а потом, собрав деньги возле универмага, сразу скрылись.

Крушельницкий вынул из кармана бумажку.

— Вы, бабушка, читать умеете?

— Почему же не умею, только вижу…

— Вот постановление на обыск в вашей квартире. — Проставил данные и расписался на бумажке. — Согласно закону в экстренных случаях можем и без разрешения прокурора. Сейчас лейтенант позовёт понятых, — кивнул в сторону Проца. — Кстати, Игорь, скажи Оле, пусть зайдёт сюда.

— За какие это грехи? Живу мирно и ничего не украла, — обиделась старуха.

— Вы — ничего, а ваши квартиранты…

— Почему я должна за них отвечать?

— Ваши жильцы — опасные преступники, и мы ищем их.

— Марийка — преступница? — не поверила та. — Тихая и смирная, год жила, и ничего.

— В тихом омуте черти водятся. Не говорила вам, что в колонии была?

— Это как же понимать — в тюрьме?

— Точно, бабушка, по-вашему — в тюрьме.