Жаркий июль   ::   Самбук Ростислав Феодосьевич

— А что сейчас украла? — Тусклые старческие глаза вдруг блеснули любопытством.

— А это, бабушка, пока что секрет. — Крушельницкий разложил на столе, покрытом льняной скатертью, фотографии. Дождался, пока Проц приведёт понятых, и предложил старухе: — Взгляните, кто из них ваш квартирант?

Бабка приладила очки, долго и с интересом разглядывала снимки, наконец уверенно ткнула пальцем в фото Пашкевича. Опознала его и Оля.

Приехала оперативная группа, и, пока ребята производили обыск, Крушельницкий начал допрос старухи. Выяснилось, что зовут её Катериной Спиридоновной. Приехала во Львов сразу после войны с мужем, который работал на заводе «Львовсельмаш». Пять лет назад он умер, и старуха решила сдавать комнату. Во-первых, прибавка к пенсии; во-вторых, не так тоскливо, есть с кем словом перемолвиться.

— Почему не прописали Щепанскую? — строго спросил Крушельницкий.

— Да неужели надо прописывать? — всплеснула руками старуха, однако в её водянистых глазах мелькнула искорка. — Я так думаю: деньги платят, и все.

— По вашей вине, бабушка, — сказал Крушельницкий, — милиция своевременно не задержала опасных преступников.

— А я тут при чем! — огрызнулась вдруг: она вовсе не была такой простой и забитой, как казалось. — Это ваше дело — преступников ловить!

— Конечно, наше, — легко согласился Крушельницкий. — Но ведь и за укрывательство…

— Не знала, ей-богу, не знала! Я бы им, проклятым!..

— Ладно, — смягчился Толя.