Жаркий июль   ::   Самбук Ростислав Феодосьевич

Мы перешли в соседнюю комнату, и оперативник разложил на столе свои находки. Действительно, мелочи. Однако, просмотрев их, мы с Крушельницким установили, что Пашкевич курил болгарские сигареты «Стюардесса», читал «Советский спорт» и чистил зубы пастой «Мери». Правда, пастой, наверное, пользовалась Щепанская.

Перебирая окурки, я натолкнулся на скомканную бумажку и осторожно разгладил её.

Сразу ёкнуло сердце. Ёкнуло едва-едва, потому что бумажка, в конце концов, могла ничего и не означать: обыкновенный железнодорожный билет пригородной зоны. Куплен он был в пятницу, за день до того, как Щепанская с Пашкевичем съехали с квартиры.

Я попросил позвать старушку.

— Припомните, пожалуйста, что делали ваши квартиранты в пятницу? — спросил я.

— В пятницу? — задумалась она.

— Накануне отъезда.

— Так не ночевали ведь. Марийка вернулась с работы раньше и куда-то отправилась.

— А на следующий день приехали на машине?

— Да, на маленьком автобусе.

— Куда ездили, не сказали?

— Предупредили, что не будут ночевать. Едут на именины к знакомым, там и останутся.

— Тут, во Львове?

— А где же ещё ?

Крушельницкий, сидевший по ту сторону стола, вдруг быстро встал, внимательно осмотрел стену над кроватью.

— У Щепанской был ковёр? — спросил он.

— А то как же. Один висел тут, а другой так и не развернула. В углу стоял, за шкафом.

— Висел красный с цветами?

— Точно. Красивый ковёр, дорогой.