Жаркий июль   ::   Самбук Ростислав Феодосьевич

Крушельницкий, слушавший разговор по параллельному телефону, взглянул на часы. Встал.

— Скорее на вокзал! Через двадцать минут поезд.

— Могла и соврать.

— А если нет?

Перепрыгивая через ступеньки, мы сбежали к машине. Правда, через двадцать минут отходила электричка до Мостиски, и мы успели сесть на неё.

Прошли последний вагон, внимательно разглядывая всех молодых и красивых женщин. Даже похожей на Щепанскую тут не было: несколько совсем молодых девушек, две или три старушки, и все.

Перешли в следующий вагон. Впереди Крушельницкий в светлом костюме и невероятно пижонистом галстуке. По-моему, если бы перенести краски и узоры с Толиного галстука на полотно, получилась бы абстрактная картина высокого класса.

Мы шли медленно, лениво переговариваясь: двое друзей, ищущих хорошие места. Казалось, даже не смотрели на пассажиров, но не было ни одной женщины, на которую мы бы не обратили внимание.

В предпоследнем вагоне сидело удивительно много молодых женщин: в углу у окна заняла место красавица с копной чёрных волос и ярко подкрашенными губами, напротив неё — блондинка в цветастом шёлковом платочке.

Увидев брюнетку, Толя замедлил шаг. Я легонько толкнул его, давая понять, что тоже вижу её. Мы вышли в тамбур, и Крушельницкий тихонько выругался.

— К чертям собачьим все эти устные портреты! Родинки на щеке нет, а так — вылитая Щепанская. Красивая и губки бантиком…

— У половины женщин — губы бантиком, — пробурчал я.