Сердце матери   ::   Воскресенская Зоя Ивановна

Как вам нравится голого, нищего человека лишить состояния! А?

Хардин положил широкуюладонь на плечо своего помощника.

- Не так горячо, побольше холодного рассудка, - говорил он по-отечески. - Вы своими молниеносными репликами, неопровержимыми доводами приперли суд к стенке, сделали, как мы, шахматисты, говорим, шах и мат. Теперь я могу спокойно умирать - Самара будет иметь талантливого адвоката.

Владимир Ильич рассеянно слушал похвалы шефа, он думал о своем и только произносил: "Гм... гм... да... да..."

У выхода из здания суда распрощались. Владимир Ильич сощурился от яркого апрельского солнца. По утрам еще морозило, но на пригорках солнце растопило снег, обнажилась бурая земля, сугробы почернели и осели, на южной стороне с крыш свешивались бахромой сосульки, звенела капель.

У здания суда Владимира Ильича ждали Мария Александровна, Митя и Маняша. Митя последний год носил гимназическую шинель. Маняша в свои четырнадцать лет сочетала в себе жизнерадостность подростка с девической застенчивостью и раздумьем взрослого человека.

Митя первый заметил брата, шагнул к нему и, пытливо глядя в глаза, спросил, удалось ли выиграть дело.

- Почти... - устало ответил Владимир Ильич.

Маняша хотела знать все подробности. Радостно охнула, когда узнала, что крестьянин, который обвинялся в мелких кражах, освобожден.

- Ну, а бедняков, которые хлеб у этого самого Водкина, что ли, хотели отобрать, оправдали? - допытывалась она.

- Не Водкина, а Коньякова, - поправил Владимир Ильич сестру и нахмурился.