Сигнальщики и горнисты   ::   Алексин Анатолий

- Во дворе рассказывать про это не надо, - предупредила она. - Ни за какой давностью срока предательство прощено быть не может. Но у Гнедкова есть жена, сын...

- Такой же, как он! - выпалил я.

- Согласна: он принял в наследство кое-что, чего лучше было не принимать. Но мать его, говорят, милая женщина. Я всегда против нападения на семью: при этом страдают невинные. Да и Надежда Емельяновна не знает подробностей.

- И верит Гнедкову! - вновь выпалил я. - Ему ведь известно было, что эти трое, которые обещали жизнью пожертвовать... ею пожертвовали?

- Известно. А что?

- А то, что он упрекал их: дескать, не заходят, Танину мать забыли. Погибших упрекал! Представляете? - Я взмахнул своими ручищами. - Еще бы надавать ему по щекам!

- Воздержись! Сосредоточься лучше на болезни Надежды Емельяновны... Поскольку - Горнист! Кстати, передай, как говорится в дар от меня картину "Неизвестная с портфелем". И тетрадку Володи Бугрова. Тут на обложке написано: "Татьяна, милая Татьяна!" Сам он стихов не писал, но за помощью обратился к великому. "Телеграфный столб"? Запомни, Петя: болото всегда ненавидит гору. И чем выше гора, тем больше это раздражает болото.

У нас во дворе, как на стадионе. Буквально ни на день не утихали спортивные страсти. Валька Гнедков обожал быть судьей. И так как все остальные мечтали гонять мяч или шайбу, свисток охотно уступали ему. К тому же Валька обладал "сверхчасами" - с барометром и секундомером, а за волейбольными состязаниями наблюдал сквозь перламутровый театральный бинокль.