Человек космоса (Одиссей, сын Лаэрта - 2)   ::   Олди Генри Лайон

- Стой! Стой, дурак! Куда?!

Вскинул Лигерон златовласку на плечо: моя! Грянул окрест боевым кличем: моя! никому! И только пыль взвилась из-под босых ног. ..люди так не бегают. Молнию вслед - отстанет.

А за триккийским лагерем, на подъездах к эонянам - налетели, завертели. Окружили. Свинопасы вокруг колесницы сломя голову кинулись. Встала живая стена, копья наперевес: брось шалить, дуроломы! Пылища столбом, будто толпа Лигеронов разбегалась; копыта, гривы, плащи меховые. Отовсюду: "Кур-р-р!" Ну, раз "Кур-р-р!", раз плащи по жаре, значит, все в порядке.

- Опустите копья! Я кому сказал! Свои! И рядом, глашатайским праздничком:

- Радуйся, Диомед, сын Тидея!

Куреты-верховые (сотни полторы, не меньше!) смешались. В ушах ковыряются. Назад сдали, вертятся в седлах. Один вместо "назад" - вперед. С седла птицей:

- Где она?!

И едва ли не за грудки норовит.

Слез я с колесницы. Вплотную подошел: как невеста к жениху. Да в шатер проситься раздумал: злой он, Диомед. Неласковый. Как в Микены за девкой ехать, так куретов шиш допросишься. А как из Микен с девкой встречать, так целым войском скачет.

- А пожелать мне радоваться? - спрашиваю. Он желваки по скулам пустил. Каменные.

- Радуйся, - так врагу скорой тризны желают. - Я спрашиваю: где она?!

Он спрашивает, значит. Хотел я в ответ спросить: ты за что на меня взъелся, синеглазый? Вместо этого другое сложилось:

- Кто - она? Колесница? Вот стоит, целехонька. Хочешь, подарю?

Зря, конечно. Диомед и вовсе взвился:

- Ты... ты!..