Емельян Пугачев (Книга 2)   ::   Шишков Вячеслав

- Да, ты прав, Александр Сергеич, - сделав над собой усилие, вновь оживилась Екатерина.

2

- Ты, Перфильич, извини меня и не злись, - сказала царица подобревшим голосом. - Как ты со своим костыльком управился по столь высоким нашим лестницам? - и она указала глазами на толстую с серебряным набалдашником трость его.

- О всеблагая, - складывая молитвенно руки и наклонив крупную голову к правому плечу, воскликнул Елагин. - Я воспарил в сию тихую обитель на крыльях Мельпомены и Терпсихоры.

- Я думаю, что тебе помогали все девять муз, а десятая на придачу Габриэльша... Великий ветреник ты, Перфильич, неисправимый ферлакур. Я чаю, ты восхищён своей Габриэльшей выше меры.

- Это не есть восхищение ума, Екатерина Алексеевна, но восхищение сердца, - слегка грассируя, произнёс Елагин.

- Охотно верю. Но страсти наши всегда против разума воюют, - с притворной застенчивостью улыбнулась Екатерина. - А столь прилежное восхищение сердца иногда в ногу ударяет, и человек с того разу начинает на костыльках ходить.

Елагин, комически состроив виноватую мину, распустил пухлые губы и пожал плечами, а Строганов, прикрыв рот рукою, сипяще захихикал.

Великосветскому миру, падкому на всякие слухи о любовных шашнях, было известно, что пожилой лоботряс и селадон Елагин по уши втюрился в красивую итальянскую певицу Габриэль. Много было смеху и пересудов, когда узналось, что жестокосердная оперная дива, желая поиздеваться над влюблённым в неё Елагиным, принудила его сплясать вместе с ней весёлый танец.