Емельян Пугачев (Книга 3)   ::   Шишков Вячеслав

Творогов вынул золотые часы, посмотрел время, спросил:

- А всё ж таки, там царь он альбо приблудыш, как же нам, братья казаки, быть-то? Ведь нас царицыны-то войска как рыбу в неводу к берегу подводят... Каюк нам всем!..

Никто не ответил. Все чувствовали себя несчастными, все покашивались на Перфильева, хмуро смотревшего на огоньки костра. Федульев, испитой и длинный, со втянутыми щеками, прищурив узкие татарского склада глаза, сказал срывающимся голосом:

- Связать надо, да по начальству представить... Пока не поздно... Изрядно мы набедокурили. Авось, чрез это милость себе найдем.

- Кого это связать?.. - повернул к нему Перфильев усатую голову.

- Пугачёва, вот кого, - раздражённо ответил Творогов.

- А тебя, Перфиша, упреждаем, - вставил Федульев, - пикнешь, в землю ляжешь, с белым светом распрощаешься.

- Да уж это так, - поддержал его Фёдор Чумаков.

Перфильев ожёг их обоих взглядом, крепко, с азартом обругался, встал и, волоча за рукав азям верблюжьего сукна, быстро пошагал от костра в тьму августовской ночи.

- Стой, Перфильев! - нежданно поймал его за руку Емельян Иваныч. Вертай назад, слышал я разговорчик-та. Пойдём! - И, приблизясь к костру, поприветствовал сидевших: - Здорово, атаманы!

- Будь здрав, батюшка!.. Пётр Фёдорыч... Ваше величество... ответили казаки, поднялись: Овчинников с Твороговым проворно, Федульев с Чумаковым нехотя. В колеблющихся отблесках костра лицо Пугачёва казалось сумрачным, суровым и встревоженным. Он ещё не остыл после дикой скачки по степи, тело млело и томилось, как в жаркой бане, и вся душа была взбаламучена разговором с дивным старцем.