Емельян Пугачев (Книга 3)   ::   Шишков Вячеслав

- Ну, атаманы, - помедля, начал Пугачёв. - Ругаться мне с вами не гоже, а я вижу вас насквозь: глаза отводить, да концы хоронить вы мастаки... Ну, да ведь меня не вдруг обморочишь... Я одним глазом сплю, другим стерегу.

- К чему это ты, батюшка? - в бороду буркнул Чумаков.

- А вот к чему. - И Пугачёв подбоченился. - Я восчувствовал в себе мочь и силу объявиться народу своим именем. Надоело мне в прятки-то играть, люд честной обманывать. Зазорно!..

- Дурак, ваше величество... - как топором, рубнул Федульев, сердито прищуривая на Пугачёва татарские глаза.

- Да как ты смеешь?! - вскричал Пугачёв, сжимая кулаки.

- А вот так... Объявишься - скончают тебя, на части разорвут.

- Полоумнай! Не скончают, а в книжицу моё имя впишут. В историю! Слыхал? И вас всех впишут...

- Оно и видать... Впишут, вот в это место, - с издёвкой сказал Творогов, прихлопнув себя по заду.

- Разина Степана вписали жа, - не унимался Пугачёв, - а ведь он себя царём не величал.

- Ха, вписали... Как не так! Разина в церквах каждогодно проклинают. Дьякон так во всю глотку и вопит: "Стеньке - анафема".

- Народ меня вспомянет... В песнях, али как...

- Держи карман шире... Вспомянет! Царей да генералов в книжицу вписывают, а не нас с тобой. А наших могил и не знатко будет. Брось дурить, батюшка! Ты об этом самом забудь и думать, чтоб объявляться!

- Запозднились с этим делом-то, батюшка Пётр Фёдорыч, - сказал Овчинников, покручивая кудреватую бородку. - Поздно, мол...