Жизнь и дела Василия Киприанова, царского библиотекариуса   ::   Говоров Александр

Васка, голубчик, сделай милость, перепиши красивенько, я новую песенку у одного прапорщика выучил прелесть!

Оглядываясь то на распахнутый раствор, из-за которого все не шли люди, охочие до книг, то на склонившуюся за прилавком Устю, он вынул из-под полы маленькую балалаечку-бруньку. Заверил Бяшу:

- Я буду шепотом петь, а то без игры я и слова-то все перекорежу.

Максюта учился когда-то грамоте у москворецкого дьячка Вавилы, даже Псалтырь будто бы всю прочитал. Буквы знал славянские, а складывать их ему никак не удавалось.

- Иже, зело, буки, аз... - правильно называл он буквы. - А вот как из них складывается и-з - а-б, никак не пойму. Не дал господь!

Теперь, тренькая на балалайке, он бодро запел:

- "Ты сердце полонила, надежду подала и то переменила, все счастье отняла... Лишаяся приязни, я все тобой гублю, достоин ли я казни, что я тебя люблю?"

- Да помедленней ты, Максюта, не стрекоти, я не успеваю записывать.

Тогда Максюта, дав Бяше время записать напетое, прошелся козырем по библиотеке, уверяя, что это есть новое коленце в контрдансе, которое приказчики только что выучили от французского танцмейстера Рамбура...

И запел, заиграл с удвоенной энергией:

- "Дня светла я не вижу, с тоскою спать ложусь; во сне тебя увижу, но ax - и пробужусь!"

- Антихристы вы, антихристы! - вдруг отчетливо сказала Устя, выходя из-за горки с книгами.

- Что ты, что ты! - замахал на нее руками Бяша. А Максюта, сначала опешив, быстро перешел в контрнаступление:

- Да ты о чем, девка? Мы православные, к причастию ходим, образа святые почитаем.