Неприкаянность   ::   Джин Яна

А в горле бес стучит – похоже,

наружу просится. И истязает.

Скорей – мы вместе на блядей

похожи были: наше рвение

пустое править и парить – презрения

достойно.

Я и рада разделению.

Ты – тот, чья суть заполнена тобой –

не мог смириться с сутью голубой

окраски. Той, что всюду стелется,

не собирается, не делится.

Не мог ты разглядеть и почвы мёртвой под ногами –

и грязью потекла она, покрытая снегами.

И всё же, всё же – я молюсь, чтобы болей

тебе не ведать.

И чтобы страх не одолел

тебя, и – беды.

Хоть непорочность и моей душе чужда:

в мучениях спасается всегда.

Но если мне подходят те упрёки,

что я жестока и слова мои жестоки,

поскольку мщу, как мстят сентиментальные

и чокнутые рифмоплёты, – и так далее…

На это нечем отвечать помимо

того, что, хоть и уязвима

душа моя, мой мозг не даст забыть:

поэзия – не средство быть

глупицей, бормоча слова сусальные.

А что касается догадки, что душа,

хоть уязвима, но непостоянна,

как кувыркающийся мозг внутри Ивана

тряпичного, – догадка эта и гроша

не стоит. Нет: она, моя душа,

давно отяжелела, словно шар

внутри того порожнего болвана.