Дело Артамоновых   ::   Горький Максим

Пётр прирос к земле, повторив:

- Что же это? С тоски по отце, что ли?

Дворник тоже остановился:

- Он до того дошёл, что рубахи её целовать стал...

- Какие рубахи, что ты?

Щупая босыми ногами землю, Пётр присматривался к собаке дворника, она явилась из кустов и вопросительно смотрела на него, помахивая хвостом. Он боялся идти к брату, чувствуя себя пустым, не зная, что сказать Никите.

- Эх, без глаз живёте, - проворчал дворник, Пётр молчал, ожидая, что ещё скажет он.

- Её рубахи, Натальи Евсеевны, они тут висели, сушились после стирки.

- Зачем же он... Постой!

Пётр толкнул собаку ногою, представив коротенькую, горбатую фигуру брата, целующего женскую рубаху; это было и смешно и вынудило у него брезгливый плевок. Но тотчас ушибла, оглушила жгучая догадка; схватив дворника за плечи, он встряхнул его, спросил сквозь зубы:

- Целовались? Видел ты - ну?

- Я - всё вижу. Наталья Евсеевна даже и не знает ничего.

- Врёшь?

- Какая у меня причина врать? Я от тебя награды не жду.

И, как будто топором вырубая просвет во тьме, Тихон в немногих словах рассказал хозяину о несчастии его брата. Пётр понимал, что дворник говорит правду, он сам давно уже смутно замечал её во взглядах синих глаз брата, в его услугах Наталье, в мелких, но непрерывных заботах о ней.

- Та-ак, - прошептал он и подумал вслух: - Некогда мне было понять это.

Потом, толкнув Тихона вперёд, сказал:

- Идём.