Дело Артамоновых   ::   Горький Максим

Он не хотел принять на себя первый взгляд Никиты и, войдя в низенькую дверь бани, ещё не различая брата в темноте, спросил из-за спины Тихона дрогнувшим голосом:

- Что ж ты делаешь, Никита?

Горбун не ответил. Он был едва видим на лавке у окна, мутный свет падал на его живот и ноги. Потом Пётр различил, что Никита, опираясь горбом о стену, сидит, склонив голову, рубаха на нём разорвана от ворота до подола и, мокрая, прилипла к его переднему горбу, волосы на голове его тоже мокрые, а на скуле - темная звезда и от неё лучами потёки.

- Кровь? Разбился? - шёпотом спросил Пётр.

- Нет, это я его маленько ушиб, второпях, - ответил Тихон глупо громко и шагнул в сторону.

Подойти к брату было страшно. Слушая свои слова, как чужие, Пётр дёргал себя за ухо, жаловался, упрекал:

- Стыдно. Против бога, брат. Эх ты...

- Знаю! - хрипло, тоже не своим голосом ответил Никита. - Не дотерпел. Ты меня отпусти. Я - в монастырь уйду. Слышишь? Всей душой прошу...

Кашлянув со свистом, он замолчал. Чем-то умилённый, Пётр снова начал тихо и ласково упрекать и наконец сказал:

- А насчёт Натальи, это, конечно, чёрт тебя смутил...

- Ой, Тихон, - воющим голосом вскричал Никита и болезненно крякнул. Ведь просил я тебя, Тихон, - молчи! Хоть ей-то не говорите, Христа ради! Смеяться будет, обидится. Пожалейте всё-таки меня! Я ведь всю жизнь богу служить буду за вас. Не говорите! Никогда не говорите. Тихон, - это всё ты, эх, человек...

Он бормотал, держа голову неестественно прямо, не двигая ею, и это было тоже страшно. Дворник сказал:

- Я бы и молчал, если б не этот случай. От меня она ничего не узнает...