Дело Артамоновых   ::   Горький Максим

Всё более умиляясь, сам смущённый этим, Пётр твёрдо обещал:

- Крест порукой - она ничего не будет знать.

- Ну - спасибо! А я - в монастырь.

И Никита замолчал, точно уснув.

- Больно тебе? - спросил брат; не получив ответа, он повторил:

- Шею-то - больно?

- Ничего, - хрипло сказал Никита. - Вы - идите...

- Не уходи, - шепнул Пётр дворнику, пятясь к двери мимо него.

Но, когда он вышел в сад и глубоко вдохнул приторно тёплые запахи потной земли, его умилённость тотчас исчезла пред натиском тревожных дум. Он шагал по дорожке, заботясь, чтоб щебень под ногами не скрипел, - была потребна великая тишина, иначе не разберёшься в этих думах. Враждебные, они пугали обилием своим, казалось, они возникают не в нём, а вторгаются извне, из ночного сумрака, мелькают в нём летучими мышами. Они так быстро сменяли одна другую, что Пётр не успевал поймать и заключить их в слова, улавливая только хитрые узоры, петли, узлы, опутывающие его, Наталью, Алексея, Никиту, Тихона, связывая всех в запутанный хоровод, который прятался неразличимо быстро, а он - в центре этого круга, один. Словами он думал самое простое:

"Надо, чтоб тёща скорее переехала к нам, а Алексея - прочь. Наталью приласкать следует. "Гляди, как любят". Так ведь это он не от любови, а от убожества своего в петлю полез. Хорошо, что он идёт в монахи, в людях ему делать нечего. Это - хорошо. Тихон - дурак, он должен был раньше сказать мне".