Двадцатые годы   ::   Овалов Лев Сергеевич

— Может, сходить к Афанасию Петровичу, принести от него записку?

Заведующий пожевал верхнюю губу.

— Зачем же Афанасия Петровича беспокоить? Что-нибудь найдем. Приходите часа через два, приготовлю вам экипаж, есть тут у меня одна лошаденка на примете, так ее оформить надо.

— Ладно, через два, так через два.

Слава пошел к себе. Петя лежал на кровати сонный, вялый, температура у него как будто сползла, равнодушными глазами смотрел на сборы брата.

Пришла Эмма Артуровна.

— Как, Вячеслав Николаевич, когда едете?

— Часа через два, должно быть.

— Брата вашего напоила чаем, яичко всмятку сварила, отказывался, глотать, говорит, больно, но кое-как скушал.

— Доберемся мы с тобой?

Петя утвердительно закрыл глаза.

— Не бес-по-кой-ся, — выдохнул он. — До-е-дем.

Слава обвел комнату глазами, не забыть бы чего, и Эмма тут же перехватила его взгляд.

— Не беспокойтесь, Вячеслав Николаевич, я помогу, соберу и белье, и постель.

Она вынесла в зал пачки с книгами, ушла и вернулась с креслом, с усилием втащила в комнату Славы дубовое кресло с высокой спинкой, обитое тусклым зеленым сафьяном.

— Это еще для чего? — удивился Слава.

— Для товарища Соснякова, — радостно объяснила Эмма. — Строгий, говорят, не в пример вам.

Кресло… Что-то напомнило оно Славе. Какое-то кресло проступало сквозь дымку времени. Корсунское, комсомольское собрание и Сосняков, несущий на своих плечах кресло. Другое. Но все-таки кресло.