Двадцатые годы   ::   Овалов Лев Сергеевич

Вот когда оно вернулось к нему!

— А без кресла он не обойдется? — спросил Слава.

— Как можно, Вячеслав Николаевич, это вам все безразлично.

Сосняков вправду другой человек, Эмма ни обкрадывать его не осмелится, ни по душам он с ней никогда не поговорит. Серьезный товарищ. Ну да простится это ему, лишь бы укомол не сдавал своих позиций.

Вслед за креслом Эмма принесла ситцевые занавески на окно.

— Помогите, Вячеслав Николаевич, гвоздики приколотить.

— А это откуда?

— Франечка велела повесить.

Чудеса, да и только! Выслуживаться Франечка не любила.

— Ей это зачем?

— Поручение ей такое товарищ Сосняков дали, нежелательно, говорит, чтобы с улицы ко мне в окно засматривали, обеспечь меня, говорит, с этой стороны.

— А где она их взяла?

— Сняла со своего окна.

«Силен! — снова подумал Слава. — Сосняков им себя еще покажет».

— А как вы думаете, Вячеслав Николаевич, товарищ Сосняков не могут меня уволить?

— С чего бы?

Эмма потупилась:

— Так я же беспартийная.

— Ну и что с того?

— А они, говорят, только партийных уважают.

— Не волнуйтесь, полы можно и беспартийным мыть.

— Я к вам так привыкла, Вячеслав Николаевич…

— Пойду за лошадью, — оборвал ее Слава.

Заведующий конным двором его ждал.

— Приготовил я вам коня…

Это был тот еще одер! Старая, изнуренная кляча, и под стать ей ветхий полок, доски которого стянуты проволочками и бечевками, — толкни и тотчас рассыплется.