Елки-моталки   ::   Чивилихин Владимир

А он, ломаясь, продолжал истерично выкрикивать:

- Да, я обирал отца! Я "туник" и не хочу быть другим! Да, я маклерничал на абстрактных картинах домашней выделки! Да, я был сутенером! Вот она, правда жизни! Эх вы, серые! Правду жизни нельзя знать, ее надо впрыскивать человеку перед смертью, как яд!..

Евксентьевский замолк, как-то сразу сник, потом жалко улыбнулся, но тут же поджал губы. Пина хотела сейчас, чтобы он исчез куда-нибудь. И еще хорошо бы последнее слово оставить за собой. Поднялась, чтоб поскорей на полосу, поближе к людям, и уже спокойно сказала:

- Вы не умеете себя вести. Нельзя публично давить на себе чирьи...

Он дернулся было к ней, но тут послышался говор за кустами. Пожарники. Явились без лопат и топоров, разгоряченные работой. Ели быстро, Пина даже не успевала резать хлеб. Она сидела напротив Родиона, то и дело взглядывала на него, а он уткнулся в чашку, ел сосредоточенно, ровно ничего не замечая. Евксентьевский тоже не отставал от других, и Бирюзов заметил это.

- Может, его варить оставим? - спросил он, ни к кому не обращаясь.

- Нет, - боязливо оглянулся на Пину Евксентьевский.

- Это как Родион, - вставила она.

- Я никогда не готовил, - признался Евксентьевский.

- Только ел, да? - Бирюзов не смотрел на него и обращался почему-то к Гришке. - Интересно, совесть у него есть?

- Рудиментарные остатки, - зло отозвался Евксентьевский.

- Ах, остатки?! Тогда...

- Брось, Саня! - остановил друга Родион. - Однако вам, товарищ, на самом деле чем-то заняться надо.