Елки-моталки   ::   Чивилихин Владимир

- Нет, вам этого, пожалуй, не понять, - усмехаясь, сказал Евксентьевский, и Пине стало неприятно, потому что всякий раз под губой у него обнажался синий зуб. - Не понять!

- А вы говорите так, будто я все понимаю, - улыбнулась Пина чему-то своему, однако он, должно быть, подумал, что она отвечает на его усмешку. - Говорите! Чего-нибудь да пойму!

- О чем говорить прикажете? - Он смотрел на нее так же нахально, как вчера в вертолете.

- Ну. - Пина подумала секунду. - Что вы за человек вообще-то?

- Вы читали Бунина? - задал он неожиданный вопрос.

- Читала-а-а, - протянула она, почему-то вспомнив вдруг бунинскую Лику.

- А помните, как у него на пустом осеннем поле мужик лежит и кричит в землю: "Ах, грустно-о! Ах, улетели журавли, барин!" Помните?

- Не помню, но это хорошо!

- А в школе вам внушали, что Бунин бяка?

Пина почувствовала, что ее собеседник рисуется сейчас, чтоб лучше преподнести себя, только зачем? Она повесила котел над костром, подсунула дров. Нет, надо, чтоб она спрашивала, а он отвечал.

- Не внушали, - сказала Пина. - Однако я жду! Что вы за человек?

Евксентьевский закинул руки за голову, прилег в тепле, глядя на вершины сосен. Сказал с выражением:

- Каждый человек - вселенная!

- Вы тоже вселенная? - спросила Пина и засмеялась. - Ну говорите, говорите...

- Надо считаться с тем, что в человеке есть! - воскликнул Евксентьевский, и Пина заметила, что он начал будто бы злиться.