Елки-моталки   ::   Чивилихин Владимир

Считаться с его правом на грусть, на несогласие! У меня свой мир, и в нем хозяин я. Один! И там, в Москве, и здесь, в этом таборе. Я живу, думаю, и мои мысли - мои!

- Знаете, я пока что-то не услышала ни одной вашей мысли, - сказала она, а Евксентьевский дернулся у костра. - Что же вы? Ну? Что вы за человек все-таки, а?

Но Евксентьевский замолчал, поняв, должно быть, что с этой так не пройдет, надо что-то другое, а Пина с удовольствием отметила, что он совсем упустил момент, когда в разговоре взяла руль она.

- Слушайте. - Пина быстро чистила картошку и не смотрела на него. - Я вижу, вам действительно нечего сказать о себе. Но вот вы говорите, что вы один. И тут и там. А там у вас никаких друзей не было?

- Были, - ответил он, садясь и стараясь встретить ее взгляд. - Но я их ненавидел!

- Друзей ненавидели? - уже не удивилась она. - За что?

- Они не принимали меня за своего. Сытые, надушенные, с перхотью на черных пиджаках. Но меня к ним тянуло. Они тоже считали, что Володя Сафонов у Эренбурга был прав - кисточки для бритья и мысли подвергаются дезинфекции. О-о-о, эти наши вечера и ночи!..

- Говорите, говорите, только не выпендривайтесь! - Пина специально подобрала это грубое слово, еще один уголек ему за шиворот, - может, он забудет позу свою фальшивую и скажет все про себя? - А вот такой дружбы у вас не было, как, например, у Гуляева с Бирюзовым?

- Милая моя девочка! - с пафосом вскричал вдруг он.