Крошка Цахес, по прозванию Циннобер   ::   Гофман Эрнст Теодор Амадей

Боже, смилостивись ты над ним и над

нами! Неужто принуждены мы кормить и растить мальчонку себе на муку и

нужду еще горшую; день ото дня малыш будет есть и пить все больше, а

работать вовек не станет. Нет, нет, снести этого не в силах ни один

человек! Ах, когда б мне только умереть! — И тут несчастная принялась

плакать и стенать до тех пор, пока горе не одолело ее совсем и она,

обессилев, заснула.

Бедная женщина по справедливости могла плакаться на мерзкого уродца,

которого родила два с половиной года назад. То, что с первого взгляда

можно было вполне принять за диковинный обрубок корявого дерева, на самом

деле был уродливый, не выше двух пядей ростом, ребенок, лежавший поперек

корзины, — теперь он выполз из нее и с ворчанием копошился в траве. Голова

глубоко ушла в плечи, на месте спины торчал нарост, похожий на тыкву, а

сразу от груди шли ножки, тонкие, как прутья орешника, так что весь он

напоминал раздвоенную редьку. Незоркий глаз не различил бы лица, но,

вглядевшись попристальнее, можно было приметить длинный острый нос,

выдававшийся из-под черных спутанных волос, да маленькие черные искрящиеся

глазенки, — что вместе с морщинистыми, совсем старческими чертами лица,

казалось, обличало маленького альрауна.

И вот когда, как сказано, измученная горем женщина погрузилась в

глубокий сон, а сынок ее привалился к ней, случилось, что фрейлейн фон

Розеншен — канонисса близлежащего приюта для благородных девиц —

возвращалась той дорогой с прогулки.