Страница:
5 из 9
-- Пошел, паскуда, - срываясь на петушиный фальцет, завизжал разъярившийся Лапа и нанес увесистый пинок.
Лохматый, сдавленно охнул, скособочился, и, сомкнув челюсти, мертвой хваткой, вцепился в борт саней.
А волки были совсем близко. Лапа уперся спиной в передок, поджал ноги и с такой силой ударил по лобастой голове, что пес, оставив на гладко отполированном дереве светлые борозды от клыков, косо слетел с саней и, перевернувшись в воздухе, рухнул на дорогу. Слух полоснули истошный визг, глухой рык.
"Началось", -- подумал Лапа передергиваясь. В беспощадной памяти остался немигающий, укоризненный взгляд собаки.
Упряжка промчалась сквозь ольшаник и вывернула из ложбины на заснеженный холм, откуда уже видны были редкие огоньки деревни. Измученный конь замедлил бег.
Только тут полураздетый Лапа почувствовал, как трясется от страха и холода все его тело. Закопавшись в сено, он натянул сверху кусок брезента и настороженно вгляделся в удаляющийся непроницаемо-черный лес. Страх постепенно отпускал, уходил как бы внутрь. Но раз за разом прокручивая в памяти происшедшее, Лапа невольно ежился.
Въехав на окраину деревни, он попридержал запаленного коня: "Как бы не загнать. Добрый все же у меня мерин. Другой не сдюжил бы такой гонки".
Подъезжая по унылой, пустынной улице, к своей красавице-избе за сплошным крашенным забором, расчувствовался: "мог ведь и не увидеть больше".
Ставни были плотно закрыты. Свет не горел.
|< Пред. 3 4 5 6 7 След. >|