Мамониха   ::   Абрамов Федор Александрович

Как все это объяснить, втолковать жене?

Полина последние три месяца, можно сказать, только тем и занималась, что шила платья да всякие там женские штуковины-не хотелось ударить лицом в грязь перед столичными. И сколько она денег на это добро изпела, так это страшно и выговорить. И вот на тебе-все зря,

Первые минуты за столом сидели, как на похоронах.

Всех-к тетку, и грузную соседку Федотовну, которая приплелась посмотреть на дальних гостей, и, конечно, самого Клавдия Ивановича-всех замораживал мрачный вид Полины.

Оттаяла она немного лишь после того, как пропустили по второму колокольчику.

Тут сразу с облегчением вздохнувший Клавдий Иванович скинул теснившие ногу туфли, снял запотелые носки и начал босиком расхаживать по некрашеному, льняному полу-сколько уж лет не чувствовал под ногой певучей деревянной половицы!

- Походи, походи, Клавдий Иванович, - одобрительно закивала тетка. Вишь вот, ты в отца ногой-то. У того, бывало, нога не терпела неволи. В чей дом ни зайдетв свой, в чужой, а первым делом долой сапог да валенок, иначе ему и жизнь не в жизнь...

- Дак ведь не зря босым и звали, - подковырнула Федотовна.

Тетка стеной встала за покойного брата. Дескать, верно, босым звали-у кого раньше прозвища не было, да не босым жил. Ну-ко, кто такое житье имел? Кто в колхоз столько добра сдал? Корову, быка-двухлетка, да кобылу в самой поре, да жеребца выездного, да трои сани, да две телеги...

- Нет, нет, - отрезала тетка, - не по прозвищу величали Ивана Артемьевича, а по фамилии. А фамилья у нас, Устннья Федотовна, сама за себя говорит: Сытины. - И вдруг горько расплакалась.