Семь дней творения   ::   Максимов Владимир Емельянович

Оказывается, пока палка его, исполненная собственного достоинства и веса, с утра до вечера выстукивала одни и те же улицы, за стенами домов шла, творилась неведомая ему жизнь, которая не хотела и не могла укладываться в чьи-то схемы и построения. Едва он перешагнул один порог, как родная дочь, тихоня Антонина, обернулась к нему стороной непонятной и озадачивающей, за вторым - смазчик, что и памятью-то отмечен был только из-за диковинной своей фамилии, ходил в пророках. Что же ожидало его за третьим?

Звонить пришлось несколько раз. В квартире слышалось шуршание, отрывистый шепот, лихорадочная беготня, наконец, щелкнул замок, и дверь отворили ровно в длину цепочки:

- Кого вам?

Но уже через мгновение дверь распахнулась настежь.

- Здравствуйте, Петр Васильевич! - Чуть не в пояс кланялась нежданному гостю Настасья Лескова - худая, крепкая еще старуха, с резким и беспокойным как бы от постоянного напряже-ния лицом. - Вот угодили, так уж угодили... Фомушка-то,- она по привычке всхлипнула и коснулась концом темного платка сухих глаз,- вспоминал об вас перед смертью. Бывало скажет: "Забыл меня, Васильич, совсем забыл". Без зла в душе скончался. Всех простил,- тут Настасья скорбно поджала губы, что, видно, должно было определить для него степень ее посвященности в их тайну,- все простил... Заходите, заходите, батюшка, будьте гостями... Коля, это крестный!.. Вот и сынок приехал... В напряженном ее радушии сквозила плохо скрываемая фальшь. Раскинув руки, она, словно неводом крупную рыбину, заводила его в "залу", явно боясь, чтобы он не ошибся дверью:

- Вот сюда, Петр Васильевич... Сюда... Садитесь, располагайтесь... Я мигом...