Семь дней творения   ::   Максимов Владимир Емельянович

Коля, спишь, что ли, крестный пришел!

Она скрылась в смежной комнате. Последовал сдавленный говор, затем короткое всхлипыва-ние женщины и снова голос, но теперь более определенный. На пороге появился, почти вталкива-емый в комнату матерью, крестник Петра Васильевича - угрюмый, стриженный наголо детина сорока почти лет в вельветовой паре и хромовых сапогах.

Выглядывая из-за его плеча, Настасья льстиво блудила вымученными глазами:

- Вот, батюшка, молодец какой вымахал! - И сыну: - Видно, и не помнишь крестного-то своего... Так вы тут посидите, а я вам закусить кой-чего...

Настасья, то и дело искательно оглядываясь, заспешила на кухню и, как только она исчезла, Николай без обиняков заявил крестному:

- Не будем темнить, батя: живу я в городе незаконно. Месяц, как от хозяина. Две подписки имею по-новой. В общем, опять без пяти минут лагерник... Тут мамаша икру будет перед тобой метать, так я ни при чем. Мне там,- он кивнул вверх,- просить нечего, все сполна получил и с лишком. Теперь я им,- жестокая усмешка тронула его твердые обветренные губы,отдавать буду... с процентами...

Крестник начинал нравиться Петру Васильевичу.

- Сколько отбывал?

- Пять.

- За что?

- Врезал одному начальнику промеж рог.

- За дело?

- За дело.

- Все равно многовато.

- Так ведь он до сих пор на аптеку работает.

- Пьяный был?

- Нет, батя, трезвый. Пьяный - убил бы.

- Что умеешь делать?

- Все. Я - мастеровой.