У   ::   Иванов Всеволод

Жаворонков опять сжал кулак, взглянул на резвую свою бабу и старух, опустивших головы:

- Я им посудачу!

- Я рад, Кузьма Георгич, что вы так сразу поняли мои идеи, в вашем миропонимании есть какая-то унаследованность. Постепенно говорю я всем законтрактованным, давайте молодеть. Это опыт, Кузьма Георгич, имейте в виду, но опыт давних моих стремлений. Мы восстанавливаем на Урале все, что может переродить человека. Повторяю, мы не задерживаем течение его мыслей и желаний.

Жаворонков положил ручищи свои на плакаты.

- Значит, рвать? - обернувшись к нам мутным своим лицом, спросил он.Мне все равно одна погибель, сгубит меня иначе Степанида Константиновна, а уж - если будешь восстанавли-вать, так я такие восстановлю - в пять раз шире и выше. Удостоверенья есть? Есть. Правильно! Ай да комсомол, на какие опыты двинулся. Ай да Урал. Ай да Леон Ионыч! Не зря я публично мороженым торговал, а втайне строительным делом орудовал. Мороженое - это, дескать, намек, что если Жаворонков перед нами, то существует сладость, а строительным материалом!.. Какие я тебе древеса выкину, Леон Ионыч, стареть им столетиями не стареть.

Он протянул черный свой кулак, похожий мощью своей на маузер, к бабе. Баба уже разгля-дела удостоверения Черпанова - и розово цвел перед нею всеми любимый Черпанов!

Видишь, доктор испытывал: не соблазнит ли меня какая чужая девка, не отведет ли от правед-ного пути? Поняла? Конфет! Лимонаду гостям!

Баба загремела чашками.

- Как же насчет шестисот двадцати, Кузьма Георгич?

- Соберем и семьсот.