JК
Записки из подъезда :: Могилевцев Сергей
Страница: 28 из 51И не деться мне от него никуда, не убежать и не спрятаться, ибо отныне я связан с чердаком ниточкой, оборваться которая может только вместе с моей жизнью...»
«Ноябрь, 14, ночью, между 2 и 3 часами.
В тихие зимние вечера, когда трутся о стенки теплоцентрали пузырьки воздуха, когда воркуют за перегородкой голуби и чердачное окно завалено сугробом снега, приятно лежать на телогрейке, и размышлять о самоубийстве. Ах, самоубийство, самоубийство, как странно, как тревожно звучит это слово! Как сладко звучит оно — не то, что слово «убийство». Ведь в нем, в убийстве, заложена ненависть одного человека — к другому, иногда — к нескольким людям, а бывает, что и к людям вообще. Ко всему человечеству. Слово «убийство» отдает звоном металла, взрывом бомбы, заревом необыкновенных пожаров. В слове «убийство» звучит насилие, это грубое, это агрессивное слово. В самоубийстве же смысл заложен иной, это слово горчит, оно полно сострадания, оно проникнуто пониманием и примирением. Убийство отталкивает своим откровенным и агрессивным типажем, самоубийство же, наоборот, притягивает нескромные взгляды, оно возбудительно, притягательно, любопытно. Оно любопытно потому, что таит неразрешимую уже тайну. Тайну, ушедшую вместе с ушедшим. В убийстве же тайны нет. Убийство обнажено, натуралистично, обыденно. Я не люблю убийство, меня тошнит от запаха крови. Иное дело — покончить счеты с собой, и пусть, пусть будет кровь, но ты ее не увидишь. Ты будешь не здесь, а там, за гранью... Да, много бы дал человек, чтобы узнать естество запредельности.
«Ноябрь, 14, ночью, между 2 и 3 часами.
В тихие зимние вечера, когда трутся о стенки теплоцентрали пузырьки воздуха, когда воркуют за перегородкой голуби и чердачное окно завалено сугробом снега, приятно лежать на телогрейке, и размышлять о самоубийстве. Ах, самоубийство, самоубийство, как странно, как тревожно звучит это слово! Как сладко звучит оно — не то, что слово «убийство». Ведь в нем, в убийстве, заложена ненависть одного человека — к другому, иногда — к нескольким людям, а бывает, что и к людям вообще. Ко всему человечеству. Слово «убийство» отдает звоном металла, взрывом бомбы, заревом необыкновенных пожаров. В слове «убийство» звучит насилие, это грубое, это агрессивное слово. В самоубийстве же смысл заложен иной, это слово горчит, оно полно сострадания, оно проникнуто пониманием и примирением. Убийство отталкивает своим откровенным и агрессивным типажем, самоубийство же, наоборот, притягивает нескромные взгляды, оно возбудительно, притягательно, любопытно. Оно любопытно потому, что таит неразрешимую уже тайну. Тайну, ушедшую вместе с ушедшим. В убийстве же тайны нет. Убийство обнажено, натуралистично, обыденно. Я не люблю убийство, меня тошнит от запаха крови. Иное дело — покончить счеты с собой, и пусть, пусть будет кровь, но ты ее не увидишь. Ты будешь не здесь, а там, за гранью... Да, много бы дал человек, чтобы узнать естество запредельности.