JК
Два конца иглы (О прозе Юрия Дружникова) :: Аннинский Лев
Страница: 12 из 22Вступилась и за Юрия Трифонова: в глазах Дружникова эта фигура мифологична ровно в той степени, в какой официально признана советским режимом ("ни строки не опубликовал без советской цензуры, публично ругал Запад и остерегался самиздата" -достаточные основания для дела).
"Советскость" для Дружникова -- тотальный миф. В той системе отсчета надо отрицать все. "Ангелы на кончике иглы" - анатомия тотальной выморочности. Все крутится вокруг пустоты, все возникает из ничего и оборачивается ничем.
Вдруг натыкается главный редактор на серую папку с неизданной рукописью... Подбросили! Зачем? Самиздат? Провокация? Вредительство?
Эта папка -- Маркиз де Кюстин: "Россия в 1839".
Позвольте заметить, что я этот текст читал в "том самом" 1969 году, какой описан в романе; книга была издана, хотя и в кастрированном виде, в 1930-м Всесоюзным Обществом политкаторжан и ссыльнопоселенцев; брал я ее совершенно открыто и законно в библиотеке Института философии, где тогда работал. Книгу читал с упоением, и не один я, то было настоящее поветрие, в этом смысле Дружников точен. Но почему в романе эта книга играет роль самиздата? В финале романа имеется громоотводная фраза: Кюстина "каждый смертный может взять в Ленинской библиотеке. И не в спецхране, а просто так".
Впрочем, все тут не "просто так". Полный текст книги Кюстина издали в России в двух томах в 1996 году, через двадцать лет после того, как роман Дружникова был закончен (и после того, как его герой Ивлев решил взяться за полный перевод). Но это, так сказать, уточнения источниковеда.Художественная же логика романа строится на том, что книжка, которую можно взять в библиотеке (ну, оскопленное издание, и все-таки...) воспринимается как запрещенная.
"Советскость" для Дружникова -- тотальный миф. В той системе отсчета надо отрицать все. "Ангелы на кончике иглы" - анатомия тотальной выморочности. Все крутится вокруг пустоты, все возникает из ничего и оборачивается ничем.
Вдруг натыкается главный редактор на серую папку с неизданной рукописью... Подбросили! Зачем? Самиздат? Провокация? Вредительство?
Эта папка -- Маркиз де Кюстин: "Россия в 1839".
Позвольте заметить, что я этот текст читал в "том самом" 1969 году, какой описан в романе; книга была издана, хотя и в кастрированном виде, в 1930-м Всесоюзным Обществом политкаторжан и ссыльнопоселенцев; брал я ее совершенно открыто и законно в библиотеке Института философии, где тогда работал. Книгу читал с упоением, и не один я, то было настоящее поветрие, в этом смысле Дружников точен. Но почему в романе эта книга играет роль самиздата? В финале романа имеется громоотводная фраза: Кюстина "каждый смертный может взять в Ленинской библиотеке. И не в спецхране, а просто так".
Впрочем, все тут не "просто так". Полный текст книги Кюстина издали в России в двух томах в 1996 году, через двадцать лет после того, как роман Дружникова был закончен (и после того, как его герой Ивлев решил взяться за полный перевод). Но это, так сказать, уточнения источниковеда.Художественная же логика романа строится на том, что книжка, которую можно взять в библиотеке (ну, оскопленное издание, и все-таки...) воспринимается как запрещенная.