Неприкаянность   ::   Джин Яна

Ты плетёшься дальше

мимо кофеен, – тусклой фальши

освещения в них, бесед

кратких ли, длящихся много лет,

утончённых ли, чаще нет,

без исключенья, однако, лишённых

состраданья, любви примет…

Слушаешь. Смотришь. Видишь на коже

даже царапинки у многоножек.

Всякую боль в нетвоей душе –

случилась она или нет уже –

кладёшь в твою. Кладёшь – тяжелеешь.

Всякую тварь, как себя, жалеешь:

в эту обращаешься, в ту.

Тошно в любой. Невмоготу

стало бродить. В неисходной муке

встал наконец и раскинул руки,

чтобы они, как бывает в сказке,

крыльями стали яркой окраски

и унесли далеко-далёко, –

где превратился бы клерк в пророка,

который не шепчет больше, не ропщет,

который всё громче стенает и громче

о порче вселенской

и прочей беде –

что алчность да кривда теперь везде;

стенает пророк, пока ему мочи

хватает, пока его дни и ночи

превращаются в очень синюю,

очень горизонтальную линию,

которая обретает цвет,

которого нет,

превращаясь в то,

что есть Одно Сплошное Ничто.

Пер. Нодар Джин



РЕКВИЕМ ПО НЕСБЫВШЕЙСЯ ЖИЗНИ

Вот ведьма, –

но в её плоти душа

красавицы теплилась Абишаг…

(Роберт Фрост)

Когда твой лоб, как шляпа фетровая,

готов сорваться и лететь по ветру,

утаивать устав твои запретные

мыслишки, – то забудь помимо прочего

того, кто виноват, что не помочь тебе.