Страница:
8 из 20
"
Потрясающая рецензия Конецкого на "Блокадную книгу" Адамовича и Гранина (так, в отделе библиографии, впервые и напечатанная когда-то "Дружбой народов") теперь, в контексте прозы Конецкого, воспринимается как откровение, просто несоизмеримое с "фантазией", "беллетристикой" и вообще "художественностью".
Приведу из той статьи одно место: "Мало кто знает, что детьми тогда считались только существа младше двенадцати лет. После этого рубежа существо превращалось в иждивенца, то есть вполне взрослого дармоеда, и начинало получать знаменитые 125 граммов. Страшно-нелепое обрушивалось на матерей, когда проклятые двенадцать лет наступали в зиму 1941/42 года, и детеныш разом переходил на половинный паек. Тогда мать начинала отдавать ему все до последней крошки, погибала, и, естественно, вслед за ней отправлялся и иждивенец. Мне повезло. К 22 июня мне исполнилось 12 лет и 16 дней. Так что в блокаду я попал готовым дармоедом и в силу этого, возможно, и выжил: не было перепада давлений"..."
Документальный это текст или художественный? Чувствуете бессмысленность вопроса? А сквозной ток стиля через документальные подробности, линию "роли" - чувствуете? А что эту роль продиктовало? Запредельная боль, превышающая всякое понятие о логике и норме. Какими же "средствами" этот художественный эффект достигается? Иронией... Словечками "иждивенец" и "дармоед", поставленными в контекст тотального "оверкиля" ценностей. И наконец - самой безумностыо "цифирного расчета" там, где впору закрыть лицо и взвыть от отчаяния.
|< Пред. 6 7 8 9 10 След. >|